Адмирал Бенбоу

Таверна «Адмирал Бенбоу»

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Таверна «Адмирал Бенбоу» » Поэзия » Карта моих путешествий


Карта моих путешествий

Сообщений 1 страница 2 из 2

1

Этот цикл - из моей первой более-менее приличной тетради стихов "Развод мостов". Если понравится - буду скидывать и другие творения.)) 

Цикл «Попурри»

Три года в городе каштанов и плюща,
Готических соборов, авеню,
Пора вот улетать, и трепеща
Душа скрипит. Ее я не виню:
Гран-Пляс, хотя и без цветочного ковра
Все так же манит тем же серым камнем.
Толкучки на углах, забавная игра –
Корону купишь ни за грош ты там лишь.
Трамвайчик желтый номер девяносто два,
Рю де Луиз, Эдит Кавель и Черчилль…
Там всадник скачет, здесь стоят два льва,
И шаг прогулочный брусчатку улок чертит…
Три года забрала любезная столица.
Честь знать пора – вот и лечу домой.
Нос вешать не годится выпускницам!
Привет, Брюссель! Обратно – жди зимой!

Дорога серой лентой вьется в даль,
Змеится Рейн – изогнутая сталь,
Ложится, как рапиры тонкий взмах.
Леса курчавей шерсти на холмах…
Глядит бойницами стена вокруг
Зрачками-стрелами из арбалетных дуг.
Не подходи к нам, враг! Немецкий рыцарь
Оберегает зорко все границы.
Тебя дождутся ворота-скала
И в чане черная кипящая смола.
Дорога серой лентой тянет в высь,
Скала глядит, пятнистая как рысь,
И где-то наверху, среди зыбей,
Разбросив косу, тянет песню Лорелей.

Поезд – стремглав, то тоннель, то мираж,
Сверху – вода, здесь – земля.
Здравствуй, Ла-Манш, до свиданья, Ла-Манш,
Англия, встретишь меня?
Зоркий Биг-Бен циферблатовым глазом
Смотрит гвардейцев парад.
Шапки медвежьи, мундиры, и стразом
Пряжки мундиров горят.
Восковые фигуры музея Тюссо
Дышат! Чуть-чуть не пойдут!
Путин, Джордж Буш, Талейран, Клемансо,
Кремль, ООН, Голливуд…
Дом Бейкер-стрит, номер два-два-один,
Тронешь легонечко дверь.
Вы не поможете мне, господин?
В ответ – «Элементари, сэр!»
Тауэр, вороны, Нельсон глядит
Строго на северо-юг.
Темза, парламент… Солиднейший вид!
Смотреть успеваешь вокруг?
Поезд несется под сизой водой.
Рельсами стонет земля…
Лондон – три дня, и уже как родной.
Вдруг и вернусь… Жди меня!

Как много слышала! Читала столько раз!
И вот я здесь! И вот – столица мира.
Увидеть, умереть… Но не жалея глаз
Увидеть все! Увидеть – и за лиру…
С ладошку – площадь. Нитью «канитель»
Тянулись улицы, в фонарики одеты.
А ветер рвется на макушке Тур Эффейль,
Не терпит, что у ног столица света.
Романтика, амур, и Сена – как Нева
Ситэ, как Заячий, потоком обнимает.
Брусчатый серый мост ведет на острова
И сизый Нотр-Дам луну пронзает. 
На перекрестках баллюстрадок кружевных
Присели отдохнуть, да как-то и остались
Десятки духов каменных ночных,
Когтями уцепясь… Пастьми оскалясь…
Какая гордость! Красота! И стать!
Любая бы, как я, в поклоне изогнулась.
Париж увидела – и можно умирать…
Но что-то вот не хочется…
                                           Вернулась!

Острова стоят тесно, мужьями и женами,
По проливу, куда испокону веков
Всей земли Аппенинской везли прокаженных
Под стенанья и звоны колоколов.
Поднимался над камнем и водами город.
Город мертво-живых. Город спрятанных лиц.
Горожане его каждой ночью суровой
Ждали смерти – страшнейшей из страшных убийц.
Но однажды на холст грубый капнули краской,
Расписал капюшон кто-то из молодцов,
И больные, забывшись, напялили маски,
И курносой старухе смеялись в лицо…
По каналу плывет, изогнувшись, гондола,
И гребец в шляпе с лентой легенду поет.
Век прошел, и другой… Мы все помним недолго,
Но с тех пор карнавалы идут каждый год.
И вода, как стекло, непрозрачно-зеленая,
И смеются сто масок цветных верениц,
Застывают цветы хрусталя раскаленного…
Город смеха, стекла. Город спрятанных лиц.

Города, города. Как страницы, мелькают пейзажи…
Амстердам. Что я помню? Полегче чего-то спроси!
Растюльпанены окна. Дома-шоколадки. Витражи
Площадей кружевных извиваются нотою «си».
Порт Антверпен – летучее, легкое имя.
Брюгге – старый, степенный, пузатый любитель корчом.
А Верона – в воздушно-прозрачном ампире,
Где Ромео когда-то махал серебристым мечом.
Город Генуя – город Колумба, матросов,
И одежды такой, шили что для рабочих людей,
Не гадали, не думали… Ну а поди ж ты – все носят…
Город Гент – город готики и площадей.
Города, города. Дюссельдорф, город Дрезден, Иль д’Франсе,
Город Ахен забыла, пожалуй. Еще – город Кельн.
Их я часто теперь поминаю двух разом.
Может, знаешь, откуда пробрался к нам «о-де-Колон»?
Города… Люксембурга стена, Мальмеди карнавалы.
Маастрихт. Хоть убей, не припомню ни в жисть!
Вот Остенде – легко. Море, пляж одеялом,
И «такси де кюзинь» так летают – что только держись…
Города, города… Злата Прага – столица ученых,
Некроманческий град, замощенный могильной землей…
Город Рим. Город, кровью побед облаченный,
И плоды где, и сосны. Колонны, коты, Колизей.
Город Страсбург. Флоренция. Сколько теперь же их будет?
С башен стольких кричала я в общее небо – Люблю!
Небо – общее. Небо – везде. Путь мой труден.
Города, города… По страницам – от Лувра – к Кремлю…     

Город мой. Кожи твоей граниты,
Глаза – зрачок золотым корабликом.
Стены, щербленным осколком разбитые,
Трубы дымные северной фабрики…
Шевелюра из дыма, тумана, дождя,
Мраморный лоб в золотеньком венчике 
Снится, зовет, телеграммы шлет, ждя,
Перьями белыми, каплями-мечниками…
Брось мне руки-мосты на плечи,
Дай исцелую ладони-площади
Накинув искристую шальку-вечер,
Пройду над волнами. Спрошу: что ропщете?
Город. Твой плащ разноцветно-белый,
Расшитый барокко-ампиро-эклетикой,
Ляжет на голо-гранитное тело,
В дождь обернется гусарским ментиком.
Над новоденным хрустальным кружевом,
Над золотыми осенними лавами
Вальсом вечерним с тобою закружимся
Перед Невы трезубцем расплавленным…

О стихах.
Стихи надо писать от руки
Под свист переметочных пуль в окопах.
На ощупь, когда не видно ни зги,
Под перышка скрип и пергаментный шепот.
Писать надо под сабельный звон,
Под стон такелажа и пение ветра.
На стенах тюрьмы – дровяным угольком,
На облаке сизом – солнечным спектром.
Писать, прикрывая ладонью свечи
Огарок, спасенный последними силами,
Что лепесточком трепещет в ночи;
Писать на воде навозными вилами…
Писать надо кровью, когда нет чернил,
Писать на песке, когда нет бумаги,
Сжимать карандаш из последнейших сил,
И сидя, и лежа, и в беге, и в шаге…
Писать надо, чтобы, как угольки,
Под слоем золы они загорались…
Стихи надо писать от руки,
Пока они в мыслях навек не остались…

Это я к тому, что я сама, как ни пытаюсь, не могу себя заставить сочинять стихи за компьютером. (Проза - другое дело, от руки ее сложнее "видеть".) Как говорила Диана Арбенина, это натуральный секс между ручкой и бумагой.)))

Я волна, а ты скала,
Надо мной под парусами
Бригантина плавно шла,
Килем спину мне пронзая.
Над тобою в небесах
Гриф на падаль точит когти.
Поседевшие глаза
И прокушенные локти…
Мирный договор печать
Скрепит, слез сургуч роняя.
До чего тошно принять
Это НЕНАПОМИНАНЬЕ!..
Я волна, а ты скала,
Я точу, а ты упорен.
На прогнившие тела
Клюв направил черный ворон.
Время долгое текло,
Наш мирок недохоронен; 
Разметало, разнесло –
Не свести с тобой ладоней…

Коротенькое, написанное по заказу для композиции по стихам военного времени…

Все эти юные ребята,
Стихи – и то не про войну,
И вдруг – на фронт! И вдруг – в солдаты,
И за себя. И за страну.
Стихи на фронте – солнца лучик.
Забьешься под огнем в окоп,
И вместо легкой авторучки –
В руках винтовка со штыком…

Присядем-ка, друзья, за чаркой,
В кружок составив факела,
Послушаем, как будет шаркать
По полу старая метла.

Да как, кляня подводных бестий,
Закашляет, прищуря глаз,
Наш одноногий квартирмейстер,
И долгий заведет рассказ.

Про флибустьеров и про раны,
Про мертвецов, сундук и ром,
Про то, как Метку капитану
Вручали - был лихим вором...

Про те огни святого Эльма,
Что разгораются в грозу,
Про то, как Роджер щурит бельма,
Про бриг с химерой на носу.

Про тот, что - знает каждый малый! -
От носа до кормы одет
В полипы, губки и кораллы,
Походит к суше раз в семь лет.

И заскрипят гнилые шканцы,
Канат скользнет на кабестан,
И борт Летучего Голландца
Покинуть сможет капитан.

"Зачем, старик, морскому бесу
На берег? В гости ко врагу?"
"И, братцы! Он свою невесту
Оставил ждать на берегу..."

Легка ли доля той, что Дьявол
Морской изволил полюбить?
Он так молил, пока б он плавал,
Любовь и сердце сохранить...

Она, я слышал, улыбалась,
И обещала верно ждать.
А он - все в море. Шутит малость
Да просит письма передать...

"И что же? Ждет его зазноба?"
Старик зевнул, прикрывши рот,
Отпил глоток хмельного рома,
И молвил: "Ну, должно быть, ждет..."

Сразу предупреждаю - это давнишнее.) Поэтому не очень качественное.))

Тортуга, Санталена, Порт-Роял...
Где только небу не марали глаз
(В левой руке - вихляющий штурвал,
А в правой держат сломанный компас)
Пираты - вольные хозяева морей.
Что нужно? Песня, ром и флаг.
Да абордажный крюк, да Нот-Борей,
Опасностей побольше вместо благ...

Тортуга - в этом слове плески рома,
Стук деревяшки по брусчатой мостовой,
Прибоя шум, раскаты грома,
Уверенность, что черт идет с тобой.
Порт полон. Шхуны, бриги, яхты
Под черными крылами парусов.
Боцманов желтые глаза горят как яхонт,
И зубы их скрежечут, как засов.
Там факелы пронзают горизонты,
Выплевывая блекловатый свет.
Пираты возвращаются с охоты...
Тортуга ночи - пламенный букет!..
Чадят, дымят сальные свечи,
Черные метки, клады, голос властный,
Бряцанье кружек, шпаги, сечи,
И чей-то попугай кричит: "Пиастры!"

Взмывает черный парус под фок-мачтой,
Просмоленные доски - ходуном,
Киль острый режет волны алчно,
Хмельные, как ямайский ром.
Акульим плавником мелькает треуголка,
Штурвал, компас и абордажный крюк.
Проклятое клеймо жжет кожу под наколкой,
Шхуна, послушная движенью рук...

Где только небу не марали глаз,
Левой рукой играючи штурвал
Удерживая, правой - сломанный компас
Тортуга, Санталена, Порт-Роял...

2

В лучших традициях Белянина.

Вволю дышишь загоревшею кожей
Под раскаты железные грома.
Пьяно скалится Веселый Роджер,
Нахлебавшись по уши рома.
За штурвал попросишься - пустят,
Абордажную кошку доверят,
Прошагни только в пепельном хрусте
Дерматиново-скучные двери.
За окном - не столбы, а мачты,
По паркету выходишь на палубу
Деревянно-сосновым плачем,
И не место сухопутным жалобам,
Когда поднимаешь не штору,
А по ветру распускаешь кливер
На одной только точке опоры.
Ну, принять якоря! Поплыли...

Развод мостов

Сгущаются краски белых ночей.
Плывут облака белоснежными сливками.
Развод мостов... В пустоту площадей
Окна глядят священными ликами.
Как вырезаны лунным серпом из тени,
Силуэты встают над холодной водой,
Туман растекается плачем осенним
Под режущим килем иглы золотой.
Спокойно несет Нева свои воды,
Чуть поднимается рябь над ветрами,
Спешат поприветствовать шумно свободу
Свинцовые волны, в гранит ударяя...
Так много хранится - и беды, и войны -
В памяти камня, площади, стен...
Развод мостов... Люди, спите спокойно -
Покуда судьба не встала с колен.

Солдаты

Лежат, обложенные ватой,
В коробке тесной и скупой
Благочестивые солдаты,
Как предки их в земле сырой.
Оружие в безделье тонет,
Ржавея под грядой времен,
Молчат стреноженные кони,
Сминая мордой поролон...
Уже не блещут их доспехи,
Уже не слышен сабель звон,
Лишь вспоминания утехи
И вечный, тихий, мертвый сон.
...Лениво время мчит куда-то,
Переливаясь на земле,
Спят оловянные солдаты
На подоконнике в тепле.

Визит.
Посвящается А. А. Ахматовой и Н. С. Гумилеву.

Анна Андревна,
                      Николай Степаныч,
Простите, что так вот
                               к вам зашла,
Без приглашения,
                           глядя на ночь,
Но я же не просто так -
                                 я по делам.
Который тут год?
                           Девятьсот десятый?
Пардон,
             попала немного не туда.
Опять перебои...
                  Ну что ж,
                                 виновата.
Но тоже неплохо.
                       Неплохо ведь,
                                            Да?
Главное - не опоздала.
                                 Так вот.
Извиняюсь очень
                          за дурные вести.
Грянет скоро
                    семнадцатый год
Знаю -
           дурные гонцы не в чести.
Но не хочу вас терять
                                 по второму кругу,
Ведь лучше знать,
                           чем когда не знаешь.
Николай Степанович,
                                дайте руку!
В двадцать первом -
                            вас расстреляют!
Ваша жена
                 и будущий сын
Не будут счастливей,
                              поверьте.
В судьбе своей будете вы не один,
Есть вещи страшнее
                             смерти.
Махнемте со мною,
                          в две тыщи шестой,
Поживете вдвоем в квартире-музее.
Совсем ведь неплохо,
                               вариант - золотой!
Согласны? Летим? Ну, скорее!
У вас скоро должен родиться сын -
Львом назовите, советую.
А получится девочка -
                               ну так и быть,
Зовите тогда Маргаритою.
И еще, Николай Степаныч,
                                     есть дело.
Скажем, личное даже немножечко.
Я/ как доброжелатель,
                                  вам смело
Даю советов
                   чайную ложечку.
Забудьте-ка вы эту звездочку синюю
С газельими глазками и пирожной фамилией.
Лучше Анны Андреевны, женщины-инея,
Вам не найти - 
                    растрача бессилия.
Ну вот мы и дома,
                         век двадцать первый,
Питер,
          Фонтанка,
                       дом номер Эм.
Ой, я забыла...
                     Счас, Ан-Андревна...
Тетрадочка... Вот...
                         Ваш "Реквием".
По истории написанным должен был быть
Лет тридцать спустя,
                             у ленинградской тюрьмы.
Еще тут стихи...
                    Ну чтоб не забыть.
Жизнь вашу ж серьезно подправили мы!
В свободный часок
                           как-нибудь, и без дел,
Перепишите, не тратя всех слов.
Серебряный век чтобы не обеднел.
Ну что же...
              Удачи!
                         Совет да любовь!

"Подражание Гумилеву".

По саду летнему душистому неспешно
Гуляли двое: юноша-поэт,
И, опираясь на его предплечье нежно,
Прелестное созданье томных лет.

Она молчала, робко теребя перчатку.
Он говорил, не ведая конца,
О темных ведем нравах и повадках,
О том, как распознать их вмиг с лица.

О том, что Дьяволу навеки души
Они отдали все, и вечно зло творят.
О том, что ведьмы глаз - как дегтя лужа,
О том, что кровь - желтее янтаря.

О том, что цепь из серебра и ветвь осины
Несут для них мучительную смерть...
Она с улыбкой легкой взгляды лила,
Перил резных поглаживая нервно жердь.

"Но вы не бойтесь, барышня, я вас не дам в обиду
Всем этим ведьмам, сберегу как глаз!
Сильнейшая наденет пусть эгиду -
Я всех их одолею ради вас!"

И юноша, сверкая перед милой,
Ей розу протянул, сорвав с куста.
Шип кожу проколол, и кровь вмиг проступила -
"О Бог мой! Отчего она желта?"

Я вскормлен был богатым и знатным двором,
Мной гордится хозяин, любуется гость.
Не знало свободного взмаха перо,
А клюв не вонзался в горячую плоть.
Когда-то давно, несмышленный птенец,
Из родного гнезда принесен тебе был.
Мне пожалован с вензелем был бубенец
И цепь золотая - не портить же крыл.
С тех пор, все, что знаю я в жизни своей -
Этот дворик колодцем, и эхо - мой клич,
Неба купол в линейку чугунных жердей,
Да расщелину, где прохудился кирпич.
В жаркий полдень, как сетка, шалашика тень.
Под когтями - песок и сухая ковыль.
Ты приносишь мне мятую миску раз в день,
Где в помоях и падали плавает гниль.
...А ты ведь боишься меня, человек.
Дрожишь, когда видишь меня, и сейчас
Сажаешь рукою распластанной вверх,
И косишься нервно - вдруг выклюю глаз

Сероглазый командор.

Замерла рука на шпаге,
Из-под шляпы – гордый взор.
Полон чести и отваги
Сероглазый командор.
Солнце шлет ему румянец,
А дыханье – ветра взмах.
В дождь прозрачных капель танец
Дарит слезы на щеках.
Он широкими шагами
В полночь мерит мостовой
Чешую. В ночи шагая,
Тяжко дышит, как живой.
Вот пройдется, побормочет,
И вернется, подустав,
Ровно в четверть часа ночи
Он назад на пьедестал.
Он кладет на шпагу руку
И глядит за горизонт.
Солнце, встав багряным кругом,
На него румянец льет.


Вы здесь » Таверна «Адмирал Бенбоу» » Поэзия » Карта моих путешествий